Александр Куллинкович – вся правда

Беседа состоялось накануне выборов. Однако из-за технических проблем не было возможности разместить интервью раньше. Сидели на кухне, курили, пили пиво. Я с градусом, Александр – “нулевку”. Нет, что-то изменилось, несомненно, в этом рок-н-роле... Что?

– Саша, если честно: ты когда сознательно начал мечтать про сцену?

– В детстве подобная мечта у меня была. Я предсталял себя музыкантом, хотя и не мог представить саму сцену. Тем более не мог представить себя на сцене в составе рок-группы хотя бы потому, что тогда рок-групп еще и не быловидно. Но петь мне хотелось всегда. Потом уже, в перестроечные годы, когда многое стало доступным, это желание достигло невероятных размеров!

– А толчком что-то послужило?

– Конечно, толчком послужили Beatles, их музыка. Я плотно подсел на нее, битломания поглотила меня с головой. Собирал все: тексты, фотографии, записи.

– Однако учиться музыке ты, как я понимаю, не пошел…

– Нет. Честно говоря, я тогда даже как-то и не знал, что всему этому можно научиться. Мне казалось, что все происходит просто: человек берет гитару, подходит к микрофону и поет. И музыкальное образование представлялось мне вещью достаточно странной. Я понимал, что учатся играть на скрипке, фортепиано, а вот как учатся играть рок-н-ролл на гитаре – нет!

– А обучение искусству сантехники ты выбрал из-за плохой успеваемости в школе?

– Точнее, из-за плохого поведения. Меня категорически отказались переводить в девятый класс. Таких как я оказалось несколько человек. Нам написали волчьи характеристики и выперли в большую жизнь. И мы вчетвером с этими характеристиками начали соваться во всякие ПТУ, начиная с таких престижных, где готовили краснодеревщиков, автослесарей. Но нас после знакомства с характеристиками нигде не желали видеть. И мы вернулись в школу, сказали завучу: нас нигде не берут, мы идем в девятый класс. Завуч была страшно этим напугана, вызвала секретаршу и сказала нам: диктуйте свои характеристики. Мы и надиктовали все, что нам нужно было как пай-мальчикам. Завуч расписалась и отправила нас. Скажу честно: после этого желание поступать в какое-то престижное ПТУ исчезло. И мы пошли в первое попавшееся. Таким ПТУ почему-то оказалось училище, в котором секретарем работала моя сестра. Если брать общий рейтинг тогдашних ПТУ, то это находилось где-то на уровне щиколотки. Тогда действовала такая система: если тебя по каким-то причинам отчисляли, ты мог перевестись с менее престижное училище. И так далее. Так вот: из нашего ПТУ еще могли перевести в другое, еще менее престижное, а вот из него-то если и переводили, то только в колонию для подростков.

– Получается, что в сантехники ты пошел все-таки по блату…

– Ну да! Но мне там дико нравилось. До сих пор считаю, что это были лучшие годы в моей жизни. Это была страшная веселуха, сплошной оттяг!

– Да, но в твоей жизни был еще и журфак. Как туда попал сантехник?

– История такова. Я поступил на журфак потому, что писал с 14 лет. Был такой журнал "Парус", бывшая "Рабочая смена", в котором сложилась уникальная как для тех времен, так и, пожалуй, для наших структура: малая редколлегия. В ее работе участвовали всякие недоросли, возомнившие себя талантами. Как меня туда занесло – абсолютно не помню! Я там начал писать, перестройка сама подбрасывала темы. Я писал о разных партиях, которых тогда было десятки, сотни, меня направляли в командировки по Союзу, в Петербурге меня даже приняли в анархо-коммунистическую партию. Естественно, имея много публикаций, мне после малой редколлегии была одна дорога: на журфак. Но мне пришлось подождать, пока не закончу ПТУ. Закончил и поступил на журфак очень легко, опять же не без блата…

– Еще одна сестра?

– Нет, иной вариант. Какой – не скажу, потому как не знаю, почему меня приняли: то ли потому что был такой умный, то ли потому, что поддержка у меня была. Но "волосатая" рука точно присутствовала.

– Тем не менее, ты на журфаке выдержал всего полгода. Почему?

– Я моментально потерял интерес к учебе. Конечно, подростковая заносчивость сказалась, но мне казалось, что люди, которые уже закончили журфак, пишут значительно хуже, чем те, кто только поступил учиться. Как будто учеба отбивает у людей желание писать хорошо. К тому же на факультете было замешано много всяких политических штучек-дрючек, а мне это было неприятно и тогда, и сейчас. Это когда людей учат писать не вообще, а только так, как нужно. Мне кажется, там ситуация и сегодня такая же. Мне же это было противно. К тому же, надо мной периодически посмеивались сокурсники. Меня комиссовали от армии по состоянию здоровья, военный билет у меня был. И во время перекуров меня доставали: Саша, а что ты вообще в институте делаешь? Ведь парни поступали в БГУ во многом из-за того, чтобы не загреметь в армию. И этот вопрос я воспринял как-то очень серьезно. А потому однажды вышел из здания факультета и никогда уже в него не вернулся. Нет, потом пробовал восстановиться, лил крокодиловы слезы, но, насколько понимаю, тогда уже действовал иной блат: меня не хотели видеть на факультете.

– Но в конце концов ты в журналистику все-таки пришел. По какой причине? Типа "Не могу молчать"?

– Сегодня я пишу для "Белгазеты" и сайта naviny.by. Тем не менее я считаю, что это журналистика в кавычках. А очутился я там и там так. Мне позвонила Марина Гуляева из "БГ", не помню, по какому поводу. И предложила мне попробовать свои силы в журналистике. Никаких рамок не поставили: каким угодно языком, пиши про что угодно. Я каким-то усилием выдавил из себя несколько материалов, но руководству это понравилось. И я продолжил. Что касается сайта, то начать там авторскую колонку меня на пресс-конференции по поводу очередной "Рок-коронации" подбил Максим Жбанков. Я тогда сказал что-то вроде "наверное, мне это не интересно". А где-то через полгода, на фестивале "Рок за бобров", Максим напомнил о своем предложении. И я согласился попробовать. Писал месяца три для этого сайта, ни разу даже не встретившись с Алесем Липаем, не оговорив при этом ни размер гонорара, ни стиль подачи материалов, ни темы. Так и пошло, но еще раз повторю: для меня это не журналистика, просто хобби. Нечто вроде моего маленького ЖЖ.

– Интересно, как ты сам ощущаешь: аудитории Куллинковича-музыканта и Куллинковича-журналиста в чем-то совпадают?

– Не знаю. Возможно, они в чем-то и схожи. Но я об этом как-то и не задумывался. Думаю, что аудитория читающих более разношерстная. Для того чтобы прийти на наш концерт, нужно все же заставить себя что-то сделать: выйти из дома, купить билет. Да и любить группу тоже нужно. А статьи в Интернете мы часто читаем, вообще не зная автора. Поэтому, думаю, меня читают самые разные люди.

– Знаком ли ты с реакцией своих читателей?

– Каюсь: только однажды я решил посмотреть, что о моей публикации написали на форуме. Отзывы были самые разные: и положительные, и отрицательные. Но я почему-то очень плохо реагирую на комментарии, поэтому, как правило, никогда их не читаю. Я считаю, что анонимность на форумах – вещь просто ужасная. Чем плох Интернет, так это анонимным хамством. Вот однажды я просто нахамил охотникам, за что потом было стыдно. Никак не отказываясь от сказанного, я выбрал все же не лучшие слова, утверждая свою позицию. Я потом зашел на их форум и извинился, извинился за тон, но не за суть. И сейчас извиняюсь еще раз. Хамство вещь ужасная, даже если ты себя считаешь правым, наверное, даже особенно. Я могу неправильно выразиться, могу высказать ошибочное мнение, но в любом случае подписываюсь под этим собственным именем. А вот хамы в Интернете если и подписываются, то вымышленными именами.

– Ты в своей колонке пишешь достаточно откровенно. Сайт же не устает напоминать, что мнение автора может не совпадать с позицией редакции. И какова тогда реакция редакции на твои публикации?

– Алесь мне неоднократно говорил, что в моих публикациях его все устраивает. И по тому количеству людей, которые меня читают, можно судить, что многим это интересно. Вот если я увижу, что среди моих читателей осталось человек десять, значит, пришло время прекращать. Но сегодня их читают тысячи. Могу сказать, что мои статьи не похожи на то, что и как пишут остальные люди для своих авторских колонок. Чем и интересен этот сайт. Мнения совершенно разных авторов, пишущих в разных манерах. Там нет похожих!

– В последние годы в своих песнях ты практически отошел от ненормативной лексики. Ты просто повзрослел?

– Думаю, просто подходящие темы не попадались. Я до сих пор считаю, что мат позволяет высказать какие-то эмоциональные позиции. Я уже неоднократно говорил, что в наших песнях нет мата ради мата, как это есть в песнях группы "Ленинград", в которой людям просто нравится ругаться матом. Он там, считаю, неоправдан. Но вот в тексте "Бля буду, море, бля буду, чайки…" чем это "бля" заменить? В песнях последнего альбома мат присутствует. "Жизнь не удалась, и всему п…ц, а Сергей Иванович – молодец". Но это слово здесь выражает все! Хотя, когда эту песню ставили в эфир, мы это слово заменили на "свету конец", получилось не совсем плохо. Еще одна песня в этом альбоме вызвана моими переживаниями по поводу смерти Олега Бебенина. Она была написана еще до случившегося и без посвящения ему. Но в припеве песни есть не совсем цензурное слово "пидарасы". "Истощилися запасы и остались п…" Но жена мне сказала: "Какая хорошая песня! Но почему опять с матом?" В последнее время я стал каким-то очень подверженным чужому мнению, особенно мнению жены. И стал думать, как же это слово заменить, чем? И в течение недели перед записью песни бился над тем, как заменить это слово. Перебрал массу вариантов, но всегда чувствовал: песня сдохла! Был некий эмоциональный посыл – и нет его! И в конце концов сами "дюбеля" мне сказали: не мучайся, пой так, как есть.

– А что для тебя легче: вслух матюгнуться или же написать это слово?

– Да без разницы. Не скрою, матом люблю ругаться. Но только по делу. Когда я был еще мелким подростком, как-то спросил у старшей девочки значение нескольких таких слов, среди которых было и слово "расп…й". Ее ответ я запомнил на всю жизнь. Она задумалась и потом сказала: "Расп…й – он и есть расп…й!" Есть дураки, есть идиоты, а есть и уеб…и, и по-иному их никак не назовешь! Так что иногда такая лексика помогает лучше донести суть.

– Саша! Впервые я услышал "Нейро Дюбель" в одном концерте с "Ляписами". Можно сказать, что карьера группы Михалка сложилась куда успешнее карьеры "Дюбелей". А хоть какую-то зависть к Михалку ты испытываешь?

– Я завидовал им еще лет 10 назад, о чем честно признался Сергею и попросил у него прощения. И зависть была нехорошая, черная. Это чувство пришло ко мне тогда, когда "Ляписы" получили в первый раз "Рок-корону". Думаю, Михалок это чувствовал. Мы вроде бы и дружили, но он мою зависть наверняка ощущал. И мне было настолько стыдно, что пришлось попросить прощения. Не знаю, опять же подростковость. Сегодня абсолютно искренне считаю, что это – лучшая белорусская группа. А Сергей – безумно талантливый человек. Группа исполняет совершенно четкую, грамотную музыку, и все лавры, которые достались "Ляпису Трубецкому", абсолютно заслужены. И завидовать здесь просто нечему. Конечно, я люблю свое детище "Нейро Дюбель", но, как человек трезво мыслящий, я понимаю, что музыка у нас и у них – абсолютно разная, мы идем по двум разным дорожкам и имеем соответственно разные популярности. У "Ляписов" более удобоваримая музыка, и чему-то завидовать нет причин. Потому как было бы странно, если бы у "Нейро Дюбеля" была такая же популярность, как у "Ляписов". У нас не та музыка и у нас нет той прослойки слушателей, которая бы запала на то, что мы делаем, и подняла ее до невероятных высот популярности. Если бы, предположим, в Беларуси возникла группа Rammstеin, она бы не выезжала за пределы МКАДа. Потому что у нас нет публики, которой нужна была бы такая музыка. Наша публика охотно потребляет импорт, но будь “Rammstеin” отечественным продуктом, она бы никогда не стала более популярной, чем "Нейро Дюбель". Я давно уже плюнул на нашу популярность, мы есть, и мы есть так, это данность.

– В жизни и на сцене Александр Куллинкович – два абсолютно разных человека. Неужели сцена способна так сильно тебя изменить?

– Может. Взрыв адреналина, что происходит в крови, мозгах – просто непонятно. Меня часто спрашивают, готовим ли мы что-то специальное для концерта? Ничего не готовим! Потому что на сцене я никогда не знаю, что буду делать дальше. Мое поведение на сцене – это нечто вроде поведения безумно пьяного человека: невозможно предугадать, будет ли он смеяться через минуту или бросится на кого-то с ножом. Это непредсказуемо!

– Ты вот привел сравнение с пьяным человеком. Насколько я знаю, во время концертов ты в своей знаменитой фляжке что-то всегда имеешь про запас…

– Да, имею, но во фляжке довольно часто бывает чай. Правда, очень крепкий. Однажды у меня дико болел зуб, я напился лекарств и на концерте выпил практически одну заварку. И реакция была неожиданная: я почувствовал себя в стельку пьяным! В говно! Хотя и был абсолютно трезв. Но если во время концерта я и выпиваю, то это, как правило, совсем немного, чтобы снять какое-то напряжение. Период очень пьяных концертов прошел. Были моменты, когда я наливался пивом до той степени, что это уже мешало работе, за что еще раз прошу прощения у публики. Но в основном концерты наши трезвые, никто из музыкантов не пьет, не курит. Уже много лет на репетициях мы даже пиво не пьем.

– Я никогда не видел тебя в жизни агрессивным. Но в каких-то ситуациях ты способен дать кому-то в морду?

– Могу. Но к счастью, в последнее время такие ситуации случались редко, потому что меня сложно вывести из равновесия. Чужая агрессия на меня как-то не влияет, не злит. Меня, бывает, злит хамство, причем не то, что направлено конкретно на меня, а на других, пускай даже мне не знакомых людей. Вот тогда у меня глаза кровью наливаются. Были такие ситуации, когда хамили лично мне и пытались набить морду, но еще с детства я освоил поведение сводить такие конфликты к мировой. У меня это получается очень хорошо, при этом ничуть не унижаясь.

– В свое время среди прочих исполнителей ты был под запретом. А вот, скажем, группа "Тяни-толкай" с удовольствием играет для власти. Как ты относишься к таким исполнителям?

– Да никак… Не могу сказать, что я их не люблю. Что я их люблю – тоже нет. Просто то, что делает эта вот группа, мне не близко. А как люди?.. Нормальные, адекватные мужики. Каждый выбрал свой путь. Думаю, они честные люди, когда играют для этой власти. Меня куда больше раздражают те, кто в "курилке" говорят одно, а в микрофон – совсем иное. Такие люди у меня вызывают чувство омерзения.

– А что ты думаешь о дуэте "РокерДжокер", вокруг которого в последнее время столько шума?

– Мое отношение к песне "Саня" очень неоднозначное. Я считаю, что эти парни просто странно поступили. Понятно, что песня явно писалась не для пропаганды Лукашенко, не для ТАКОЙ ротации, но мне думается, что надежда на "прорыв" у них была. И эту надежду использовали: их услышало колоссальное количество людей, но принесет ли это им счастье – не знаю. Меня чуток смущает их утверждение, что они вне политики. Я считаю, что говорить такое нужно было до эфира песни. Сейчас уже поздно оправдываться, песня "продана". Политический смысл в ней был, можно было предугадать. Вот если бы невинная группа "Нейро Дюбель" предложила ОНТ свою песню "Звездочки", которой уже двадцать лет, и после этого по городу появились бы огромные щиты с надписью "Звездочки мерцают вместе с А.Г.Лукашенко". То есть эту песню начали бы связывать с избирательной компанией. Вот тогда бы я возмутился: ребята, вы что?! На самом деле, все могут перевернуть с ног на голову, потом будешь оправдываться. Уверен, здесь так и было.

– Александр! Представим, что создан независимый профсоюз работников рок-фронта. Это как-нибудь повлияло бы на ситуацию всей белорусской популярной музыки?

– Думаю, никак. Такой профсоюз не нужен. Рок-музыканты в Беларуси – это что-то вроде детей лейтенанта Шмидта из "Золотого теленка". Такое очень разрозненное сообщество, которое только внешне объединяет их отец – рок. Но договориться "дети" вряд ли смогут. Разве что найдется кто-то типа Шуры Балаганова, который соберет всех в одном месте и попробует поделить сферы влияния. Но такого человека пока нет. Думаю, он и не появится.

– А голосовать-то ты пойдешь?

– Да.

– А за кого?

– Пока не определился. Думаю, что решать придется уже на избирательном участке. Или за Санникова, или за Некляева. И в невозможности заранее определиться – весь ужас этой кампании! Почти все мои знакомые еще не решили, за кого голосовать. Лично ни с Санниковым, ни с Некляевым не знаком. Но Некляев близок мне потому, что он – человек культуры, поэт, мы с ним чуть ли не в одном "цеху" трудимся. А жена Санникова – Ира Халип, с которой я хорошо знаком. Несмотря на то, что в свое время она меня оскорбила, я все же считаю ее своим близким товарищем и уважаю ее. А фамилий остальных кандидатов даже не знаю.

– Ты назвал себя "цеховиком". А в виде отдельного – осмелюсь так назвать – поэтического сборника тексты своих песен не собираешься издать?

– Не пробовал и не буду. Я ведь не пишу стихи, я сочиняю тексты песен. А это – совсем разные вещи. Если отдельно прочитать текст иной песни, то тут же увидишь: бредятина! А стихи очень непросто положить на музыку. Я как правило придумываю какую-то мелодию и уже под нее сочиняю слова. Мне часто присылают стихи с предложением написать на них музыку. Но я не пишу песни на чужие стихи. Очень непросто писать песни, основываясь на чужих чувствах и эмоциях. Так что издавать мои тексты нет смысла. А вот свои статьи для сайта naviny.by издать можно, я уже над этим думаю. Только на этом сайте было опубликовано более 60 текстов, что для сборника чего-то вроде эссе вполне достаточно. Некоторые, конечно, потеряли актуальность, но в целом, думаю, это может многим быть интересно.

Текст: Дмитрий Подберезский, www.zapraudu.info
Фото: Юра Сидун, Generation.by