Павел Аракелян: "Я нахожусь в "дебильной" категории идеалистов"

Зачем джазовому музыканту лезть в политику? Похожий вопрос звучал в белорусских околомузыкальных кругах, когда саксофонист Павел Аракелян отметился на одном из интернет-порталов с колонкой о том, почему он пойдет 19 декабря на площадь ("Приходите и вы! Поимпровизируем вместе!").

Дальше – больше. Павел Аракелян записал т.н. "джазовый очерк" на стихи Владимира Некляева: в 15-минутном опусе под названием "Ластаўка. Музычныя нарысы" приняло участие полтора десятка белорусских музыкантов. Сейчас Аракелян устраивает благотворительный концерт в поддержку пострадавших в теракте в минском метро.

Все это вызывает неоднозначную реакцию коллег и критиков, ведь на сцене Павел ведет себя как неукротимый шоумен. О том, зачем джазовому музыканту заниматься подобными вещами, обозреватель "БелГазеты" Татьяна Замировская выясняла у Павла Аракеляна.

– Многим кажется, что вы так пиаритесь на том, что происходит в стране…

– Тот, кто говорит, что я получаю от этого какой-то пиар, пусть вначале посчитает, сколько я получаю денег, подрабатывая грузчиком-охранником: мое финансовое положение не улучшилось после моих публичных выступлений.

– Джаз-музыкант с гражданской позицией – это странно…

– Многие белорусские джаз-музыканты имеют свою позицию, просто не все ее высказывают. И в нашей ситуации естественные действия выглядят исключением из правил. Вот я написал колонку – и некоторые говорят, что я герой, т.к. не побоялся. Хотя какой я герой? Герой – это человек, который взял вилы и посадил на эти вилы врага. А когда некая медийная персона вслух говорит о том, что считает нужным, – это нормально. Я не считаю себя ненормальным, я считаю, что остальные зря прячутся. Когда ты один из толпы торчишь, тебя хорошо видно. А когда все поднимают голову – уже не разберешь, кто герой, кто не герой, и ситуация начинает меняться. Хотя многие музыканты, пусть даже инкогнито, включились в проект на стихи Некляева.

– Вы не осуждаете тех, кто побоялся "светить" имена?

– Я сам у всех спрашивал, можно ли их упоминать. Я понимаю ситуацию: чтобы вылететь с госканала, достаточно один раз что-то не то сказать. Я старался никого не осуждать: у меня нет детей, официальной госработы, бизнеса, я не могу понять, что это такое, когда боишься что-то потерять. Да, мне могут дать по шее, посадить, поугрожать, но я молодой здоровый мужик, меня это не пугает.

– Вот-вот, всем кажется, что им есть что терять…

– Я надеюсь, что когда ситуация придет к тому, что многим будет нечего есть – не "несогласным", а вообще всем, даже тем, кто сидит на госработе, – что-то изменится. А сейчас ну что я могу сделать? Могу хотя бы сам не скрываться. Говорят, что я зря лезу на рожон, но это не пиар-акция, это я просто говорю: я здесь, и я не боюсь. Я надеюсь, что люди рано или поздно перестанут бояться.

– В нынешнем обществе всякому, кто в одиночку чему-то противостоит, уготована роль идиота. Конечно, все понимают, что происходит в стране, но тот, кто об этом орет, выглядит симптоматично. Хотя, может, в другом обществе это был бы обычный гражданский поступок…

– Общество у нас все еще не гражданское, поэтому в нем невозможны гражданские поступки в привычном понимании этого слова. Можно вспомнить еще и о Куропатах, о том, что белорусская интеллигенция исторически уничтожалась и запугивалась и что мы вообще можем превратиться в губернию, в которой выращиваются злаки для Москвы. Но я понимаю тех, которые, если видят чью-то протестную реакцию, спрашивают: ну что, много денег получил?

Человеку свойственен инстинкт самосохранения, в любой ситуации ему важнее всего выжить. А лезут на рожон либо идеалисты и самые принципиальные, либо люди, которым нечего терять (им проще – они или вообще сдохнут, или им все-таки станет лучше), либо те, кто хочет за это получить что-то прямо сейчас.

Среднестатистическому нормальному человеку это кажется безумием: зачем он куда-то лезет, вроде же жили нормально, было что пожрать и выпить. Я, наверное, тоже нахожусь в "дебильной" категории идеалистов. Но как зачем, если все дошло до того, что страна рискует суверенитетом – уже идет разговор о введении единой валюты – мы скоро можем вполне официально стать белорусской губернией? И это очень плохо – вы же сами знаете, как живут российские области, там все еще страшнее, чем наша белорусская стабильность, которая строится уже 16 лет на дотациях.

Перед интеллигенцией встает выбор: или уезжать непосредственно в Россию, раз уж мы теперь будем ее частью, либо оставаться и что-то менять, потому что потенциал у нас есть – белорусы могут терпеть десятилетиями, но зато они же могут десятилетиями и отстраивать все заново.

– С какой целью вы бойкотируете госСМИ? Вы недавно отказались от съемок на белорусском телевидении, и что изменилось? Они нашли кого-то другого, а вы не стали более или менее популярным…

– Это связано с выражением солидарности с музыкантами из "черного списка". Вообще, там не было музыкантов, с которыми я дружу и которых я слушаю. Тем не менее меня возмутил сам факт – неужели кто-то имеет право одним росчерком пера что-то запретить?

Более того, я допускаю, что список может быть фальшивкой, которую все приняли всерьез и начали устраивать самоцензуру. Чтобы поддержать этих музыкантов, их коллеги могут сделать очень простое действие: да откажите вы всем госСМИ в ротации вашего творчества! Реально ни один джазовый, блюзовый, рок-музыкант ничего от появлений на госканалах не имеет – ни пиара, ни денег, их публика вообще не смотрит эти каналы.

Но все думают: а вдруг, мало ли, и вообще, почему я должен быть крайним? Ты будешь крайним, пока будешь считать, что ты ничего не изменишь и ничего не изменится. Я 19 декабря проснулся и вдруг понял, что я чего-то жду от этих людей на площади, жду, что они что-то изменят. Значит, было бы двулично отсидеться дома, ожидая, что за меня кто-то что-то изменит. И я пошел, и даже думал там выступить. И не было страшно, что меня снимут с телеэфиров. Почему же остальным тогда страшно? У тебя как не было публики, так и не будет, так и будешь по халтурам и корпоративам тихонечко играть. А принципы должны быть. И желательно не говорить: меня пронесло, все нормально. Уже никого не пронесет…

Еще я представил себя в ситуации этих запрещенных артистов – они как будто чумными себя ощущают, изгоями. И я своими действиями говорю: знайте, я с вами. И не важно, что вы играете, например, панк-рок, а я играю джаз, мы все равно коллеги, и я считаю, что это не вы чумные, а они – идиоты.

– Какой тогда смысл в проекте на стихи Некляева, если тот его вряд ли слышал? Ему даже в Интернет нельзя заходить, где он его услышит?

– Я знаю точно, что его слышала Ева Некляева, дочь Владимира Прокопьевича. И мне ее спасиба уже более чем достаточно. К тому же я отслеживал отзывы на проект. И люди пишут: я был там, спасибо большое. И я понял, что мы уже его не зря сделали.

Для меня этот проект тоже был делом принципа – я в духоподъемном настроении перед 19 декабря перечитал всего Некляева, это меня вдохновило, а потом было такое настроение, что было страшно просто сидеть и переживать, надо было что-то делать, а что я могу сделать? Вот я и занял полтора месяца жизни этим проектом.

– В 1960-е гг. в США джаз был протестной культурой, но в постсоветском обществе стал ассоциироваться с тихой, спокойной музыкой, которая звучит в ресторанах и клубах. Вы хотите как-то повлиять на этот стереотип? Ведь другие белорусские джазовые музыканты как-то не особо протестуют…

– У нас джазовых музыкантов осталось в сотни раз меньше, чем людей, имеющих джазовое образование и умеющих сносно играть джазовые стандарты. Джаз – это движение вперед, эксперимент. А для них это просто элемент стиля, красивая музыка, которой можно зарабатывать деньги. Более того, мы свой состав тоже когда-то подобным образом позиционировали. А теперь нас ругают, потому что у нас каждый проект – другой, мы постоянно экспериментируем.

Конечно, иногда выходит не очень здорово, но если остановиться на месте – это уже будет не джаз. Поэтому люди, которые хорошо играют джазовые стандарты, пусть даже на порядок выше, чем наш состав, – это, я считаю, не джаз. Просто у людей неплохая профессия и неплохая кормушка. А ведь сами принципы стиля противоположны этому – вы же знаете историю джаза, когда он взорвался би-бопом в знак борьбы черных молодых людей за свои права. Искусство не может быть не связанным с социальной реальностью – это невозможно.

Джаз – это еще и принципиальность: без принципов ты не сможешь экспериментировать. Сейчас все вообще говорят о джазе красивыми метафорами – это стиль, это жизнь. Но нынешний джаз – это мировоззрение, которое совпадает с современной импровизационной музыкой, лишенной стереотипов и музыкальных шаблонов. Беларуси до этого еще далеко, учитывая, что мы лет на 15 отстаем от остального мира.

– Вы можете стать первым в истории новейшей Беларуси запрещенным джазовым музыкантом. Вас уже начинают гнать из клубов?

– Некоторые наши осторожные постоянные клиенты решили отказаться от наших услуг. Но перед тем как писать свою первую статью, я был внутренне готов к любому повороту событий: что меня могут потащить в СИЗО, надавать по почкам или даже посадить. Поэтому я ничему не удивляюсь. Опять же, зачем подставлять людей – я понимаю, что такое большая компания, им есть что терять. Мне не обидно за себя, мне в принципе обидно, что в этой стране какие-то концерты не могут происходить.

– В подготовке благотворительного концерта для пострадавших от теракта 11 апреля были какие-то проблемы?

– Нет, наоборот: в процесс включилось много людей, все помогают, все происходит в хорошем темпе, на общей волне солидарности и порядочности. Я понимаю, что мы не соберем больших сумм. Я просто хочу привлечь внимание благотворительных организаций, врачей, которые смогут объяснить людям, что помощь – это не перевести разово какую-то сумму. Помощь должна длиться долго, она будет нужна годами: психологическая реабилитация, будут нужны волонтеры, помощь детям пострадавших семей…

– Почему вы не обратились ни в одну госорганизацию? Неужели вас не поддержали бы?

– Меня многие обвиняли, что я зря плююсь, но я плююсь не в каждого лично, просто это все одна система, понимаете? Это как, например, я не подойду к милиционеру, каким бы он замечательным ни был, с просьбой решить мои проблемы, потому что у меня априори недоверие к человеку в погонах! Хотя я прекрасно знаю, что среди милиционеров, омоновцев и гэбэшников есть порядочные люди. То же самое и с государством. Я настолько ему не доверяю, что не могу идти на диалог с тем, что сформировано самой властью. Хотя мы пытались вести переговоры с некоторыми залами по поводу помещения. Я столкнулся с тем, что люди показывали куда-то пальцами, не говоря "нет" прямо, просто предлагая позвонить тому-то, потом еще кому-то, и в итоге отказывали. Но никто конкретно не хотел брать этот отказ или согласие на себя. Они просто боятся брать ответственность. Поэтому мы решили, что будем делать все самостоятельно.

СПРАВКА "БелГазеты". Павел Аракелян родился в 1985г. Саксофонист, композитор, лидер группы The Outsiders. Сотрудничал с большим количеством известных коллективов (Apple Tea, Svet Boogie Band), постоянный участник международных джазовых фестивалей. В июне 2008г. вместе со своей группой занял 1-е место на международном конкурсе джаз-исполнителей фестиваля "Усадьба-Джаз". Некоторые критики называют его лучшим саксофонистом Беларуси. В 2010г. лейбл "Ковчег" выпустил дебютный CD группы Outsiders "The Ballad Of The Lost Musician".

Текст: Татьяна Замировская, "БелГазета"
Фото: "БелГазета"