Игорь Сацевич ("Apple Tea"): "В 1982 году мы устроили голодовку"

Создатель и музыкант джаз-группы "Apple Tea", автор большинства произведений коллектива Игорь Сацевич в интервью интернет-газете "Ежедневник" рассказал, как его "сдали" в школу-интернат, как он поссорился с Михаилом Финбергом и что его связывает с Игорем Ворошкевичем.

– Начнем разговор банально – с начала творческого пути...

– Родился в Каменце Брестской области, в Беловежской пуще. А в Минске "появился" в 6 лет, когда меня отдали в Республиканскую школу-интернат по музыке и изобразительному искусству имени Ахремчика. Целью этого заведения было отыскивать по всей республике талантливых детей. Две мои старшие сестры учились в музыкальной школе, и поэтому дома стояло фортепиано. В 4 года я самостоятельно подобрал и сыграл на этом инструменте "Смело, товарищи, в ногу!". Почти как музыкальные гении прошлого! Только они другие мелодии подбирали, а я был уже с детства идеологически подкован. В 6 лет я уже играл двумя руками "Танец маленьких лебедей". Мать решила отвести меня на прослушивание приехавшей в Брест "поисковой" группы. И меня приняли.

– Матери не жалко было такого маленького ребенка отдавать в далекую столицу?

– Матери было жалко, а мне было, конечно, страшно. И скучно без друзей. После нескольких месяцев учебы я скомандовал маме: "Вези меня обратно!" Мать приехала за мной, но в администрации школы ей посоветовали не забирать документы. Я проучился в каменецкой школе со своими детсадовскими друзьями месяц, мне стало скучно, и я скомандовал везти меня назад.

– Без присмотра родителей, наверное, так и тянуло на всякие шалости? Может, что-то особенно запомнилось?

– Запомнилось. Но я не назвал бы это шалостью. В 1982 году мы устроили голодовку. Причиной стал юношеский максимализм: нас не устраивало, например, что где-то недостаточно соблюдаются санитарные нормы, в библиотеке книги хорошие находились под замком и выдавались только избранным. Я среди этих избранных был, но за правду готов был пожертвовать своими привилегиями. Где-то учитель нахамил. Много было всяких мелочей, которые объединили нас в этом порыве. Дошло до того, что какой-то чиновник из Министерства просвещения то ли приезжал, то ли собирался приехать разбираться. Голодовка наша заключалась в том, что мы отказались питаться в столовой и перебивались купленными пирожками. А представьте – школа платная, нам готовили еду, а 150 человек есть не приходят, и все приготовленное приходится выбрасывать. Все закончилось открытым комсомольским собранием, где завуч зачем-то начала зачитывать материалы какого-то пленума партии. С перепугу мы дружно побежали в столовую.

– В то время, когда многие твои будущие коллеги не могли учиться в музшколе, потому что их родителям не на что было купить своим чадам пианино, некоторые не только обучались платно, но и позволяли себе отказываться от еды!

– Это было геройство со стороны моей мамы, потому что она была одна, а детей трое. Она не была состоятельной дамой, оплата составляла 45 рублей. Но были различные социальные гарантии, можно было написать заявление на полное либо частичное освобождение от оплаты. Какой-то месяц платить приходилось полностью, какой-то – частично, а когда и совсем не платили. Вообще, наше заведение напоминало закрытый американский колледж. Атмосфера классная – музыканты, художники.

– Говорят, что интернатские дети быстро взрослеют, рано познают жизнь во всех ее, в том числе и эротических, проявлениях...

– Время было такое закрытое, что не то что секса, слова такого в наше стране не было. Конечно, что-то происходило, но это не афишировалось. И в интернате я ничего этого не познал. Потом уже были лазанья по балконам общежития, приобретение сексуального опыта. Но не было опыта взросления в семье. Возможно, именно из-за этого обе мои попытки создания своей семьи так и не увенчались успехом. В первом браке я прожил только полгода – понял, что рано в эту аферу ввязался.

– Как сложилась жизнь после интерната?

– Меня учили на хоровика-дирижера, но становиться им я не хотел. Покойный профессор Ровда сказал на экзамене: "Сходи в армию, наберись ума и приходи ко мне". Но я знал, что если даже в армии ума наберусь, то к нему не пойду. Тогда я уже серьезно начал играть по нотам на бас-гитаре. За дипломом я пошел в Институт культуры на эстрадное отделение. Отучился год, потом "пошел в армию набираться ума", служил в Печах. В это время прошел прослушивание у Мулявина, который набирал молодежную студию. И из армии меня увольнял Мулявин – написал письмо в штаб дивизии, и меня уволили на 3 дня раньше остальных. Потом был год в "Песнярах", потом мы поехали с Александром Сапего в Гродно открывать новую филармонию. Мы играли какой-то поп-рок и назывались "Рада". Терпели нас там недолго – урезали концерты, зарплата была 30 рублей в месяц. Потом вернулись обратно в Минск, в Минскконцерт. От этой организации мы своим коллективом "Восточная Европа" с Димой Смольским объездили весь Дальний Восток с достаточно странными концертами – с манекенщицами, показом мод, с продажей на месте показанных коллекций. Там я второй раз женился, женой стала манекенщица. Сейчас она живет с нашей дочерью в Швеции. С женой мы хорошо общаемся, с дочерью хуже – она плохо говорит по-русски и стесняется.

– Вы долго и успешно работали в оркестре Финберга, в его "недрах" создали свою группу "Apple Tea". Почему решили уйти?

– К Финбергу мы пришли своим составом, в качестве малого состава оркестра. Играли и с ним, и делали свои сольные концерты. Но нам казалось странным то, что мы в рамках оркестра даем концерты, но в то же время сами занимаемся рекламой и даже вынуждены платить аренду за аппаратуру оркестра. Плюс начались какие-то претензии по графику репетиций, что-то там с техникой безопасности, какими-то трудоднями... Мы просто предложили уволиться и, казалось, расстались по-хорошему. Но почему-то спустя какое-то время Михаил Яковлевич перестал реагировать на приветствия. Мы перешли, видимо, в стан злостных врагов. Плюс к нам из оркестра переходили отдельные музыканты. Это нормальное явление в музыке, но, видимо, не для Финберга – вражда только крепла.

– Знаю, вы побывали на многих джазовых фестивалях...

– В 2000 году мы засветились на крупном джазовом фестивале в Варшаве, были в Израиле, в Прибалтике достаточно часто бываем. В Беларуси жизнь музыкальная достаточно вялая. Но причина, на мой взгляд, не столько в государственном строе, хотя наша закрытость играет свою роль, а в отсутствии настоящих менеджеров, организаторов.

– Как удается творить в условиях кризиса?

– У нас два состава. Один играет авторскую музыку, которую в основном пишу я, а второй исполняет каверы, зарабатывая этим какие-то деньги. Этот состав играет на свадьбах и на корпоративах. Даже сможем аккомпанировать Солодухе, если у него появятся желание и средства. Участвуем в телевизионных проектах "Великолепная пятерка", "Две звезды". На "звездах" нам пришлось записать на ноты и выучить около 70 песен. Но справились и играли все безошибочно. Ничего в этом нет зазорного. А если делать это хорошо, то такая работа даже доставляет удовольствие.

– Говорят, вы "замутили" совместный проект с лидером "Крамы" Игорем Ворошкевичем?

– Это географически оправдано – Игорь сейчас живет через дорогу от меня, мы часто общаемся. Кроме того, у меня дома есть своя студия. Можно пить чай и одновременно записывать какие-то пробы. Просто мы хотим сделать что-то отличное от того, что делает "Крама". Не потому, что с "Крамой" что-то не так – это легендарная группа, и она успешно проживет еще много лет. Просто мне кажется, что Игорь может что-то сделать сам, какой-то авторский, сольный проект. Для стимула, творческого разнообразия. Иногда нужно делать неожиданные движения.

– Не хочется попробовать себя в качестве композитора для попсовых исполнителей?

– Пока я не думал об этом. Хотя у меня есть какие-то песни, которые попсовикам бы подошли. Возможно, такой поп-проект нужно создавать с нуля, а мне не хватает чего-то в характере, чтобы это сделать реальностью.

Дмитрий Лукашук
"Ежедневник"