Корреспондент Ultra-Music прервал обед участников Akute, которые выступят 22 февраля на премии Ultra-Music Awards, чтобы расспросить их о Могилёве, увядшем рок-движении и спровоцировать на выпады в адрес Никиты Михалкова.
"Окей, нам бы сначала поесть, а потом мы пообщаемся", – произносит Роман Жигарев, снимая куртку. Я с ним не спорю. Голодный музыкант – злой музыкант. Неподалёку Юра Стыльский из "Дай Дарогу!" интересуется у официантки свежестью местной картошки, фотограф копается в настройках своей камеры, а я думаю, о чем разговаривать c номинантами премии Ultra-Music Awards на "Группу года". Потому что сказали о ребятах, кажется, всё, что только можно, – и плохое, и хорошее. Затея поговорить с Жигаревым и Мытником "о чем угодно, кроме музыки", представлявшаяся удачной накануне, таковой уже почему-то не кажется. Поэтому я просто задаю подсевшему за мой столик Роману вопрос о родном городе, почему-то по ошибке называя Могилёв Гомелем. Но сытый бас-гитарист Akute благодушно улыбается.
– Мы в Могилёве живем… А… Ну, бывает! Мы, по крайней мере, я, в сознательном возрасте застали момент развала Союза. То есть процесс моего взросления проходил именно тогда. Наблюдая за изменениями, которые произошли с городом, с людьми, с музыкальной тусовкой какой-то, скажем так, я видел своего рода спираль – конец 80-х, полыхнуло серьёзное рок-н-ролльное движение, в 90-х и начале 2000-х оно развивалось, а затем наступил такой спад. Как будто застой. Который наблюдается и сейчас. Сегодня мы уже не можем сказать, что в Могилёве есть серьёзная рок-сцена. То есть нормальные этапы протекания явления – зарождение, развитие, кульминация, спад – мы и увидели. Что интересно, культовые места появились уже в период затухания. Открылся клуб "Куба", в частности.
– Вот это да. Выходит, что рок-столицы у нас сегодня как бы и нет?..
– Так было когда-то, – развивает мысль Жигарев. – Даже чисто статистически больше всего концертов проходило именно в Могилёве. Огромное количество команд побывало на первых выездных концертах именно в Могилёве. Те же "Ногу свело", которые в первый раз выехали из своей Москвы, или откуда там они, приехали именно к нам. Объективный факт. Сейчас, я уверен, всего этого нет. Сложно назвать какой-то город рок-столицей. В Беларуси, как мне кажется, это точно не актуально. И это нормально.
– Как бы то ни было, к традициям могилёвского рок-движения, пусть даже, как выяснилось, и увядшего, Akute себя причисляют.
– Мы же все оттуда. Впрочем, мы не ориентируемся на могилёвские традиции… Кстати, вот всю ситуацию на нашей музыкальной сцене прекрасно характеризует одна фраза. Не знаю, откуда она пошла, я впервые услышал её от Саши Полторацкого: "В Могилёве слишком много любителей некоммерческой музыки".
К нам подсаживается Стас Мытник – такой же довольный и улыбающийся. На вопрос о родном городе он отвечает чуть более лаконично.
– Конечно, я люблю Могилёв. У кого-то меняется отношение к нему, а у меня вот, например, ничего не изменилось. Наоборот, когда я начал куда-то чаще выезжать, то понял, что мне необходимо возвращаться в Могилёв. Потому что я скучаю. Это родина моя!
– Всех люблю на свете я! – смеётся Жигарев и подытоживает: – Движение действительно как-то зачахло. Нет уже того пионерского костра в заднице. Ни у музыкантов, ни у зрителей. Ни у организаторов, тем более. Все перепрофилировались на кого-то вроде Стаса Михайлова. Его же гораздо выгоднее привезти, чем… Чем все остальное!
Я всё же пробую сменить тему нашего разговора на что-то немузыкальное. Речь заходит о кино. Вспоминаю, что в прошлую нашу встречу Роман как-то нелицеприятно высказался о режиссёре Никите Михалкове.
– Развернёшь мысль?
– Я очень люблю его старые, советские фильмы – вроде "Свой среди чужих, чужой среди своих". Потом из хорошего у него был только "Сибирский цирюльник", если я не ошибаюсь, а все остальное – это, конечно, провал. Просто по ощущениям. Нынешний пафос совершенно не к месту.
– Причём в последнее время он только усиливается, – подхватывает Стас. – Уход от кино и крен в сторону политики. Пропаганда, какие-то списки фильмов, которые дети должны посмотреть обязательно, дикая полемика по поводу того, что в этих списках должно быть, а что нет. По мне, так чего точно не должно быть, так это подобного списка.
– Но ведь без списков или рекомендаций систему образования сейчас и не построить.
– Понятно, что нужно сформировать социальное существо с базовыми знаниями, но, извините, при этом у человека обязательно должен быть выбор. Если его не будет, то дело кончится где-нибудь на порносайтах – а я подозреваю, что с них же и начнётся, – заключает Жигарев. Верится без труда: порносайтов нынче полно и безо всяких списков. Тема, однако, затронута интересная.
– Чисто гипотетически – если бы вы имели отношение к политике или власти, то не составляли бы никаких списков?
– Нет-нет, отчего же, – качает головой Роман. – Составляли бы обязательно, но мы никакого отношения к этому не имеем.
– И не хотели бы иметь?
– Мы занимаемся своим делом. И это правильно.
– Нельзя смешивать политику и музыку. Это две разные вещи абсолютно, – подхватывает Мытник.
– У Бейонсе вот получается! – замечает Жигарев. – Она ведь у Обамы там где-то пела. Она разве политическая тёлка? Ну, вот смотри, как нынче получается: как только ты появляешься на каком-то подобном мероприятии, пусть даже и с аполитичными песнями, – ты тут же в политике. А то, что ты в первую очередь продаёшь: свою музыку или шоу, уже никого не интересует. Шоу классные, кстати.
– У Обамы или у Бейонсе?
– У Бейонсе, конечно! У Обамы-то вообще лучшее шоу на земле! Если серьёзно – не важно, о чем ты поешь, славишь ты в текстах сатану или Михалкова. Просто в какой-то момент, сам того не желая, ты можешь стать на чью-то сторону. И будешь с кем-то ассоциироваться.
– То есть вы не хотите становиться на чью-то сторону публично, я правильно понимаю?
– Нет, послушай. Наша музыка и тематика наших песен вообще не предполагает хоть какого-то заметного политического подтекста. Кроме, разве что, белорусского языка, который примерно с 20-х годов ХХ века сам по себе имеет очень интересный политический окрас. То есть поешь-говоришь по-белорусски – значит, ты известно кто. А все остальное никак не может и не должно ассоциироваться с политикой.
– Если бы мы хотели быть политической группой, – замечает Мытник,-то мы бы ей и были. Это ж все не от того, что мы нарочно что-то делаем или не делаем. Просто так получается.
– На самом деле, – оживился Жигарев, – сделать какую-нибудь политическую кричалку, гимн или что-то вроде того очень просто. Можно сделать хоть с десяток N.R.M., один будет краше другого. Только это будет такая, знаешь, "штучная" фигня. Кому-то это интересно, а кто-то считает, что он это перерос, хотя объективно подобные перемены могут быть и регрессом… Люди-то все разные. Мы вот, к примеру, считаем, что переросли это, поиграв в "Глюках", и нам не хочется этого делать.
– Неужели настолько "наигрались"?
– Начиная с 99-го года у "Глюков" было девять запрещённых концертов. Задолго до того, как стали появляться новости обо всех этих "черных списках". Году в 2005-м я знал, на какой полке сотрудники органов хранят моё личное дело. Сейчас вот подняли этот дурацкий крик, а сама проблема существует давно. По крайней мере, в регионах.
Так или иначе, "те" времена для участников Akute уже в прошлом. На будущее планы у группы, как охарактеризовали их Роман и Стас, "наполеоновские" – например, запись следующего полноформатника, которая уже началась и, судя по всему, влетает музыкантам в копеечку. Впрочем, они особо не жалуются.
– Мы, на самом деле, ещё и на работу ходим. Чтобы довести группу до ума, большую часть заработанных группой денег нам нужно пускать обратно. Пока нам никто на запись денег не даёт. А мы не зависим от предпочтений каких-то продюсеров.
– А с Канье Уэстом поработали бы?
– Да! – Стас и Роман грянули практически в унисон. – Последний альбом вообще супер. И предпоследний тоже.
– Даже если бы он пришёл, открыл ногой дверь и сказал: "Так, ну вы все неправильно делаете!"
– Да если бы он пришёл, он бы знал, куда идёт! Канье – один из тех уникальных людей, которые знают, что можно сделать со звуком, чтобы получился взрыв. Поэтому и с Канье Уэстом, и с Тимбалэндом… У них же там нет чёткого разделения на рок и поп. У тебя столько денег – у тебя вот такой продюсер и вот такая музыка. У тебя ещё сколько-то денег и столько-то таланта – у тебя другая музыка.
– В общем, – пессимистично заключает Стас, – группы, у которых маленький бюджет, не так уж и часто выстреливают.
– Да. Просто записаться – мало. Одна подвальная демка не поможет сделать тебе шоу, как у Placebo. Потому что на это нужно, грубо говоря, 150 тысяч долларов. У группы, записавшейся в подвале, ничего этого нет. А если даже есть деньги, то может не быть нужных связей.
Немного порассуждав о том, что молодые Placebo были круче и драйвовее, мы снова вернулись к теме молодости и "пионерского костра в заднице".
– Серьёзно же! Так во всех тусовках. Собираются люди, собираются, и потом происходит эдакий пассионарный взрыв: всё, вот что-то родилось, движется, а потом застывает.
– А у вас-то с огнём в заднице как дела обстоят?
– Ну, пишемся, планы есть, значит, огонь горит. Появляются новые песни, а с ними возвращается ощущение, когда мы только-только сделали "Адзіноцтва". Это была песня, совершенно не похожая на то, что мы слышали или делали до этого.
– Да-да-да! – загорается Жигарев. – Мы сами офигели!
– Мы сделали самую первую демку в плохом качестве. Она, кстати, и звучит на радио до сих пор. И вот тогда родилось это ощущение чего-то нового. То же происходит и сейчас, – качает головой Мытник.
– То есть у нас это ощущение рождается. Только за себя сейчас говорим. А то мы же ещё можем тут как Никита Михалков: "Это же поэзия разрушения! А вторая половина – это поэзия созидания!"
Текст и фото: Антон Ананич, Ultra-music.com